По версии следствия, националист Даниил Константинов убил случайного прохожего. Он сам, а также его семья утверждают, что в момент убийства находились в ресторане на другом конце Москвы. Это подтверждается и фотографиями. Соратники активиста считают, что арест произошел после того, как Константинов отказался сотрудничать с Центром "Э". Мы попросили его адвоката Денис Зацепина рассказать, как проходит процесс.
О деле гражданского активиста Даниила Константинова, вот уже восьмой месяц находящегося в "Матросской тишине" по сфабрикованному обвинению, широкой общественности, к сожалению, известно немного. Сказываются как обилие громких политических процессов, так и явное нежелание основных СМИ "влезать" в щекотливое дело, где под видом расследования тяжкого уголовного преступления вершится расправа над молодым политическим активистом.
Немалую роль в замалчивании этого дела играет и идеологический выбор Даниила – он считает себя русским националистом, хотя и умеренным, что само по себе вызывает отторжение части либеральной общественности.
Между тем преследование Константинова беспрецедентно как по тяжести предъявляемых ему обвинений, так и по грубости работы репрессивной машины.
Охота на Даниила началась еще осенью прошлого года, когда он создал молодежную организацию "Лига обороны Москвы" и провел несколько публичных политических акций. Уже тогда за ним была установлена слежка.
После участия Даниила в первых же акциях "За честные выборы" спецслужбы взялись за него всерьез.
5 декабря 2011 года он был задержан во время акции на "Чистых прудах" и доставлен в отделение полиции, где некий не представившийся сотрудник Центра "Э" попытался Даниила завербовать, угрожая в случае отказа убийством или фальсификацией уголовного дела. Даниил категорически отказался от сотрудничества с органами и спокойно продолжал свою общественную деятельность.
Однако вскоре выяснилось, что это были не пустые угрозы. Видимо, их угрозы пустыми не бывают ("пацан сказал – пацан сделал").
Начались допросы знакомых Даниила в Центре "Э", где речь шла как о политике, так и о некоем убийстве, к которому оперативники пытались привязать Константинова.
Даниил знал об этом, но и не думал скрываться от следствия, уверенный в абсурдности всех этих подозрений.
Но 22 марта Даниил Константинов был арестован по подозрению в убийстве некоего гражданина Темникова, якобы совершенном им 3 декабря прошлого года "на почве внезапно возникшей неприязни".
Следствие, видимо, не учло, что именно в этот день, 3 декабря, у мамы Даниила день рождения, не знало (или пренебрегло), что именно в момент совершения убийства вся семья вместе с друзьями отмечала в ресторане это событие. У Даниила Константинова железное алиби, тем не менее он продолжает оставаться под стражей, а Симоновский суд г. Москвы из раза в раз штампует продление срока предварительного заключения. Причем делается это каждый раз с вопиющими нарушениями УПК.
О последнем таком судебном заседании, продлившимся два полных рабочих дня (беспрецедентный случай для суда по мере пресечения) я и хочу сказать несколько слов.
А несколько позже, надеюсь, мне представится возможность подробно рассказать о всех "странностях" и настоящих ужасах дела Константинова.
О прошедшем в Симоновском районном суде г. Москвы под председательством судьи Назаренко А. П. двухдневном процессе по продлению срока ареста Даниилу Константинову можно написать повесть, но начнем мы с кассационных жалоб и замечаний на протокол.
Сегодня хочу сказать об одном конкретном беспрецедентном эпизоде дела.
В соответствии с указаниями соответствующего постановления Пленума Верховного Суда РФ при рассмотрении вопроса о продлении срока содержания под стражей суд обязан проверять, проводились ли следственные действия в прошлый период содержания под стражей и не допускается ли по делу волокита. В ходатайстве о продлении срока содержания под стражей следователь Агаджанян указал, что с момента последнего продления процессуальных сроков по делу проведены, в частности, осмотры изъятых предметов и документов (он указал, что также проводилась экспертиза, но в ходе заседания даже сторона обвинения признала, что никаких экспертиз после прошлого продления, после 21.09.12, не было). К материалу продления, поданному в суд, протокола осмотра не прилагалось.
В первый день слушания (01.11.12) я заявил ходатайство об истребовании у следователя и изучении в судебном заседании данных протоколов осмотров, поскольку никаких оснований верить следствию на слово у защиты нет (мы все время заявляем следственной группе отводы). Более того, исходя из принципа непосредственности исследования доказательств, суд может основывать свое решение только на находящихся в деле и исследованных в заседании доказательствах. Следователь возражал против ходатайства, т.к. осмотры - "тайна следствия" (у них вообще все - "тайна следствия", даже ответ на вопрос "подтверждено алиби Константинова или опровергнуто?"). Суд мне в ходатайстве отказал. ОК.
Видимо, посоветовавшись за ночь, наши оппоненты решили, что что-то представить надо. И вот в первой части заседания 02.11.11 следователь Алтынников (он представлял в суде ходатайство Агаджаняна) сообщает суду, что принес материалы дела, в частности протоколы этих осмотров + еще 2 каких-то свежих допроса, и готов представить их как доказательство работы следствия, но только суду, без предоставления защите. Судья должен был бы либо разъяснить следователю принципы гласности процесса и равноправия сторон и отказаться брать эти бумаги, либо взять их, почитать, а потом отдать нам-защитникам, игнорируя возражения следователя. Оба варианта приемлемы. Что делает судья? Он берет некую папку-скоросшиватель (если кто не в курсе - по практике уголовное дело принимает вид "прошитого и пронумерованного" непосредственно перед передачей на ознакомление защите по завершении расследования, до этого с ним работают только следователи и прокуроры, и документы свободно перекладываются из папки в папку, добавляются и изымаются). Судья минут пять листает папку, задает следователю уточняющие вопросы ("а где те 2 допроса?" - "наверно, забыл их, они в другой папке"), потом оглашает: "суд осмотрел материалы дела, установил, что в период после прошлого продления было проведено 9 осмотров" и возвращает папку следователю.
Пока судья читал папку, я писал ходатайство о предоставлении нам материалов, с которыми ознакомился суд, результат ознакомления с которыми суд огласил, и которые уже повлиляли на внутреннее убеждение суда по делу (what has been seen canot be unseen). Следователь: "возражаю, тайна следствия". Суд в ходатайстве отказывает. Естественно, сразу отвод председательствующему от меня (четвертый или пятый за два дня отвод судьи защитниками): нарушены принципы равенства сторон, устности процесса, право на защиту (как мы можем возражать по документам, которых мы не видели), судья не может не знать обо всех этих основополагающих принципах, значит он действует умышленно, а не по ошибке, значит он имеет заинтересованность в исходе дела. Коллеги поддерживают, добавляют, что в папке могли быть вообще не материалы дела, а письма с угрозами, распоряжения о том, какое решение надо принять, или даже предложение о взятке.
Суд удаляется, возвращается, отклоняет отвод. Это финиш. Утрачена даже видимость процесса. Родственники Данилы выражают возмущение, суд удаляет их за нарушение порядка.
2012 год, районный суд города Москвы. Присутствует общественность, ведется аудиозапись. Следователь передает судье "особую папку", судья знакомится с ней, оглашает результат ознакомления, возвращает папку следователю. Что только что прочитал судья? Может, там чистые листы? Может, аналитическая справка центра "Э" или фсбшников? Может, что-то еще? Как защищаться от доводов, о которых ты не знаешь? Кстати, папку не пытались дать даже прокурору (да и зачем ему, он все равно по существу не сказал ни слова за 2 дня).
На процессах 37-го тройки и особые совещания судили по справкам НКВД. Но у нас ведь не 37-й? А какой у нас год? Оказывается, 1958-й. Павел Судоплатов, "Спецоперации", о рассмотрении его дела тройкой Военной коллегии Верховного суда:
"Адмирал подошел ко мне, пожал руку и сказал, что я держался, как и положено мужчине. Он успокоил: все будет хорошо. Через некоторое время меня ввели обратно в кабинет Костромина для зачтения приговора. Судьи встали, и председательствующий зачитал написанный от руки приговор, который в точности повторял обвинительное заключение прокуратуры с одним добавлением: "Суд не считает целесообразным применение ко мне высшей меры наказания - смертной казни и основывает свой приговор на материалах, имеющихся в деле, но не рассмотренных в судебном заседании".
Меня приговорили к пятнадцати годам тюремного заключения. Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Стояла ранняя осень 1958 года."
Между личностями Константинова и Судоплатова и предъявленными им обвинениями нет ничего общего. Объединяют их только методы следствия и суда. Добро пожаловать в эпоху раннего Хрущева. Следующая остановка - поздний Сталин.
